ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ КАК КРИТЕРИЙ

1.

Искусство воздействует красотой. В этом его сила и в этом его тайна. Откуда берётся красота, как её делают и как ею воздействуют, ведь многие изображённые вещи нельзя назвать красивыми. Кто назовёт изображение смерти красивым? Если в картине Васильева красиво лежит Дунай и красиво истекает кровью, то в картине Верещагина «Апофеоз войны» пирамиду из черепов нельзя назвать красивой, наоборот, она несёт отвращение, потому что художник задался целью изобразить отвратительное, чтобы возникло отвращение к войне. Самое интересное, что если подсчитать в искусстве соотношение прекрасного и ужасного, отвратительного, отталкивающего, счёт будет не в пользу первого. Начиная от греческих трагедий, начинённых ужасом и горем, продолжая классицистическим драмами, наполненными кровавыми подвигами, жертвами, и заканчивая кино с его тотальной конфликтностью, уродливыми людьми.  

Получается, красота не совсем объёмная эстетическая категория. Она не исчерпывает понятия искусства. Она не объясняет природы искусства. Она не исчерпывает смысл искусства. Она вообще не работает в искусстве и поэтому должна выйти за его пределы.

Красивое и красота не исчерпывает искусство.

Именно поэтому эстетика как наука о прекрасном теряет свой предмет.

Эстетика как наука не существует, поскольку не существует предмета.

2.

Главная причина недееспособности красоты в оценке искусства в том, что она оценивает только отношение человека и произведение искусства, но не само искусство. Из этого получается, что если человеку не понравилось произведение, он не увидел красоты – это и не искусство. Но это абсурд. 

Отношение предметов не объясняет самих предметов.

Если полагать, что искусство зависит от вкусов человека, то его невозможно будет сделать никогда, поскольку не угодить. 

Поэтому настоящие производители искусства стараются погрузиться в предмет, в само изображение, а не во вкусы публики. Как показывает практика, как только художник идёт на поводу у вкусов публики, он ничего не достигает: он старается понравиться, теряя при этом главное – конструктивные особенности произведения. А они живут своей жизнью и диктуют свои требования.

Получается, произведение находится в искушении между «понравиться» и «состояться внутренне – чтобы передать смыслы», что не всегда совпадает.  Картина Верещагина об этом. Тамерлан в Исфахане приказал умертвить всех, кто был старше 14 лет. Легенда звучит так: Головы убитых были сложены в виде пирамиды в центре города. Затем он приказал вывести женщин и детей в поле за городом, где отделил детей моложе 7 лет. После этого он приказал своим воинам наехать на них своими лошадьми. Собственные советники Тамерлана и матери этих детей пали перед ним на колени и умоляли его пощадить детей. Но он не внял их мольбам, повторил свое приказание, которое, однако, ни один воин выполнить не решался. Разгневавшись на них, Тамерлан сам наехал на детей и сказал, что хотел бы знать, кто осмелится не последовать за ним. Тогда воины были вынуждены последовать его примеру и растоптать детей копытами своих лошадей. Всего растоптанных насчитали около семи тысяч». Именно этот сюжет вдохновил русского художника Василия Верещагина на полотно «Апофеоз войны» — знаменитую пирамиду из черепов.

Как понимаем, понятие «вдохновил» здесь неуместно, а значит лучше все эстетические категории для начала перевести в категории производственные – «произвел», «создал», «сделал», а уже потом раскрытие смысла покажет мощь мысли художника.

Для меня критерий искусства не красота, а смысл, который можно перевести в слово. Если картину нельзя выразить словами, то она молчит, она немая, значит это не картина вовсе. Если нет интеллектуальной составляющей – то это не картина – а обои.