Часто проблема классификации стилевых особенностей произведения вызывает проблемы в её продвижении. Сам автор часто относится к разъяснениям, скажем так, спокойно: у меня вот такое получилось, а что уже о вещи подумают, не моё дело.
В этом есть право автора, но искусствоведам ограничиться формулами «хорошая вещь со своими особенностями» не получится, потому что проницательный ценитель задаст два вопроса: А какие такие особенности в картине и в чем эстетическая прелесть и значение этих особенностей?
С такими вопросами мы столкнулись в отношении стилистики Ольги Воробьёвой.
На первом этапе изучения творческой манеры Ольги было как раз просто: картины просились в наивное искусство. Все совпадало: немного детский взгляд на мир, простота сюжетной линии, обратная перспектива, широкие мазки и непохожесть, удалённость мира картины на реальный мир. Известно, что самые фантастические вещи могут нарисовать и объяснить только дети.
Но в наивное искусство не попадало внутреннее напряжение, драматургия даже простого сюжета и множество цветовых обертонов, детализация, нюансировка, педантичность в изображении некоторых незначимых предметов. Возникает ощущение, что автор как раз хочет спрятать за наивностью серьёзность. Если так, то дух наивности все-таки не формируется в картине.
Но и реалистическим назвать её стилистику тоже не получается. Тогда какой классификационный подход принять?
Если рассмотреть вещь «Всё дома», где персонаж вместе с кошкой погружён в ретромузыку – слушает виниловую пластинку, то при всей детскости композиции и детских вкраплениях в виде кактусов и лаповидных цветков, не даёт впечатление наивности и детства: слишком не по-детски углублено в себя, даже печально лицо героини (а таких обертонов настроения наив не знает), слишком лаконично сделано пространство – минимум вещей, необходимых только для замысла, тогда как в наиве нагромождение вещами по всему полотну – стилевая особенность. В наиве нет понятия отбора вовсе. И в этом суть наива: наивность заключается в том, что ребёнок считает количество преимуществом, не понимая идеи качества. Ребёнок всех – любимых людей, игрушки - разместит по всем углам полотна, чем будет заботиться об их композиционном расположении.
Идея отбора, лаконизма против идеи нагромождения всего сразу отличает стилистику Воробьевой от наивного стиля. Но тогда к какой стилисте её отнести?
У нас есть версия введения понятия мультипликативного стиля. В искусствоведении он, в отличие от этнического и наивного искусства, не разработан и полностью отнесён в мир киноискусства, то есть рассматривается как явление несамостоятельное, могущее жить только в динамике мультипликационного образа, а не статике картины.
Но здесь у нас трудность: в мультстилистике, по сути, работает вся детская иллюстративная культура, фактически выступая в виде «визуального комментария» для детей к литературным вещам. То есть и в детской мультипликативной иллюстрации подчёркивается несамостоятельность изображения. А значит иллюстрации не рассматриваются как явления высокого, отличающегося рефлексией, самостоятельным замыслом, искусства. Но вещи Воробьёвой как раз претендуют на самостоятельность и художественность.
Тогда возникает вопрос: а может ли мультипликативная стилистика выразить серьёзное, тогда как она всегда «отдавала» детством? А вот здесь уже можно поговорить о мастерстве: как, используя мультипликативную стилистику, можно выразить взрослые переживания и чувства, и концепты?
У Ольги Воробьевой получается, тем самым она расширяет возможности мультипликативной стилистики, что делает её работы художественной находкой.