«ЧИСТОЕ» ИСКУССТВОЗНАНИЕ

Понятие «чистого» искусства родилось в эпоху меркантильных отношений, политического заказа и всего того, что делало художника и его творения несвободными, неискренними. Однако прошло время и стало понятно, что без заказа художник жить не может. Просто не выживет. Но помимо выживания есть понятие востребованности – когда художник сам фактически ищет того, кому нужны будут его творения.

Есть, конечно, филоновская судьба, голодная безбытная, вся в поисках и опытах, которые переросли в шедевры. Но это для очень сильных людей. И потом безбытностью в эпоху 20-х никого не удивишь. Но главное в том, что Филонов как раз не грезил идеей чистого искусства, он как раз творил для народа новое искусство. То есть миссия заменяла заказчика.  

В конце концов, история показала, что всё мировые шедевры – это оплаченный заказ, что говорит о том, что чистого искусства просто нет. И мощь художника определялась тем, как выразить себя и своё мастерство в рамках заказа, пусть гипотетического.

Наряду с чистым искусством рождалось и «чистое» искусствознание, которое категорически не желало говорить об искусстве с точки зрения его меркантильной части - цены. И это сегодня оборачивается весомой проблемой в деле формирования арт-рынка.   

 

Возникает вопрос: зачем искусствовед, если он не даёт оценок, именно с точки зрения цены, и не работает на арт-рынке? В чем тогда суть его работы? Говорить об искусстве, не давая ему оценку, значит размывать эстетический процесс на мнения, которые в конечном итоге художнику неинтересны, потому что «не кормят».

Искусствоведы предпочитают не касаться деликатных вопросов в силу нескольких причин. 1. Нет желания ссориться с ранимыми художниками 2. Нет понимания критериев оценки, кроме «нравится-не-нравится», то есть полное не знание арт-рынка 3. Уход от ответственности за судьбу искусства 4. Нежелание развивать свою квалификацию дальше.   

Действительно, искусствоведу проще посетовать на деградацию искусства, нежели организовывать процесс формирования арт-рынка. А деградация искусства без арт-рынка неминуема, поскольку у художников нет стимулов роста, нет конкуренции, нет новых тем, они варятся в собственном соку и не знают, сколько стоит то, что они создали. Они не знают тенденции рынка, потребности заказчиков, не понимают, как им развиваться. Без экспертного процесса это невозможно.  

Но искусствоведы уходят от функции экспертизы, блюдя свою «независимость» и «чистоту». Но тогда совершенно непонятно, в чём состоит их функция и зачем их готовить за государственные деньги? Высказывать мнения об искусстве можно и без всякого образования – ведь ни к каким последствиям это не приведёт. А воздыхать о деградации культуры можно и без государственных затрат.   

 

Любая профессия должна зарабатывать. Искусствовед – по определению – организатор арт-рынка. И он должен зарабатывать только на нём, организуя его, формируя принципы оценки, аукционную деятельность. Иначе он будет только мешать. Ведь на фоне ответственного и профессионального, часто очень жёсткого подхода, безответственные соображения и мнения только вредны, потому что сбивают с толку художников и меценатов. Между прочим, государство тоже. Когда государство запрашивает, почему мы должны финансировать вот этот музей с этими картинами, то требуются не придыхания, а конкретная, причём рыночная оценка, а не «с потолка». То есть искусствоведы, полагая, что у них миссия окормлять музеи, ошибаются – музей это тоже коммерческая структура, потому что государство за него платит. А когда в музей приходит один человек в день – возникают вопросы – мы почему это оплачиваем? А вот рынок как раз возбуждает интерес и к музеям.

Напомним, что музейный капитал составляет часть мирового рейтинга государства, что влечет за собой и престиж и кредитоспособность государства. Неоценённый, он мёртв.   

Если же искусствовед понимает, что о его работы по формированию арт-рынка зависит судьба не только будущих, но и у же написанных и собранных шедевров, то он должен внести свою лепту в Экспертный кодекс арт-рынка.